Как таким предстать
перед Богом,
Заснув среди тысяч других на погосте.
Ты называешь себя человеком,
На самом же деле - мешок и в нём кости.
СКРЭТЧ
Мы стоим на самом краю заснеженной крыши чужого
девятиэтажного дома. Он- человек, которого я
знаю почти с самого его рождения, и я- тот, о ком он
думает, что знает. Мы стоим здесь молча
уже более двух часов и не двигаемся, будто боимся
спугнуть ворон, которые вальяжно разгуливают
и матерятся всего в нескольких шагах от нас.
Не к месту развеселившийся ветер накручивает
себе на пальцы его волосы. Мокрый снег бухается
на чёрные прутья ресниц и всей своей многотонной
тяжестью заставляет закрыть глаза. Я
переминаюсь с ноги на ногу за его спиной, и,
заглядывая ему через плечо, любуюсь, как дыхание
вырывается из его рта причудливыми клубами и,
словно мальчишка- сорванец, отделавшийся от
опеки
взрослых, тут же попадает в аварию, выскочив под
поток яростно несущихся снежинок. Вдох-
выдох…Должно быть ему очень холодно.
Я его друг, брат, совесть. Его «рубашка», в которой
он родился, его самоистязание и ответ на
самый пугающий вопрос. Он- крещёный в раннем
детстве заботливыми родителями атеист.
Вороны, вроде бы твари Божьи, но как они меня
достали! Я делаю резкое движение в их сторону, и
они, шумными тёмными пятнами, перелетают на крышу
соседнего здания. Только он по-прежнему
неподвижен, разве что…вдох- выдох.
Красота зимнего вечера просилась наружу и …
запрокинув голову, я заорал: «Жизнь прекрасна,
Человечище! Ты слышишь? Жизнь прекрасна!»
Окончательно обезумевшие от моего крика вороны
дёгтевой массой поднялись в небо и поспешили
убраться в более спокойное место. Собаки со всех
окрестных улиц задались протяжным воем, явно
стараясь делать это в унисон друг другу. Но были и
те, кто оставил мой вопль без всякого
внимания: один из них- довольно милый старичок,
наверняка с героическим прошлым, который не
слышал моей голосовой эйфории по той причине, что
10 минут назад скончался от обширного
инфаркта. Другие- молодая парочка, страстно
занимающаяся прелюбодеянием. Хотя мне
доподлинно
известно, что стонущая сейчас от удовольствия
юная особа всего лишь полчаса назад клялась в
любви совершенно другому доверчивому простачку.
Мой молчаливый спутник тоже никак не
отреагировал, потому что был погружён в свои
хаотичные мысли. Что тут скажешь- люди…Они вечно
заняты только собой. Вдох- выдох…
Жизнь прекрасна, и в этом нет никаких сомнений.
Стоя здесь, в зарослях телевизионных антенн, и
щурясь от врезающегося в лицо снега, я чувствую,
как жизненная неповторимость во мне тянется к
небу. Растёт. И если было бы возможным отыскать
такую силу, которая способна исправить все
ранее сделанные ошибки, то…Вдох-выдох…
Похоже, я отвлёкся, а он за последние два с
половиной часа впервые пошевелился, он сделал
отчаянно- короткий шаг в сторону полёта и слегка
наклонился над пропастью, чтобы взглянуть на
,кажущуюся теперь такой далёкой, улицу. Там не
было ничего такого, что он ожидал увидеть: ни
привычно суетящихся людей, ни снующих туда- сюда
автомобилей. Только пугающая своим
одиночеством фигура, окружённая тенью мантии, в
капюшоне, покрывающем голову. Чёрная пустота
внутри капюшона вздрогнула, и притаившиеся в ней
два леденяще- ярких пятна начали медленно
подниматься, определённо намереваясь посмотреть
вверх. Это размеренное движение длилось целую
вечность, ровно до того момента, пока их взгляды
не пересеклись в одной точке. Лицо моего
спутника исказилось гримасой боли, словно он
успел обжечься дыханием незнакомца. Зажмурив
глаза, он отступил. Холод и … Вдох- выдох…
Я- друг, без которого он вряд ли сможет обойтись, и
это отнюдь не догадка. Он сам
подтверждает мою правоту, каждый божий день
вопрошая о помощи. Большинство его просьб
адресовано не мне, но помогаю-то ему именно я.
Помогаю набраться решимости, так часто ему
недостающей. Помогаю найти ответы на самые
неразрешимые и пугающие его бессонницей вопросы.
Ему, как и любому другому человеку, дано выбирать,
но единственно правильный выбор всегда делаю
я. Все его тайны для меня открыты, а поступки
необъяснимы. Подобно слепому, лишённому обоняния
котёнку, он тыкается куда попало в поисках
выхода, и я каждый раз с завидным усердием
предотвращаю тот момент, когда он должен
плюхнуться в воду и утонуть. Я не перестаю
удивляться
его неприспособленности и беззащитности. Он, с
неизмеримо огромным чувством собственного
достоинства, называет себя человеком. Наивно
полагает, что сам вершит свою судьбу и
категорически отрицает всякую мысль, которая
указывает на то, что кто-то может делать это за
него. Весь его надуманно- искренний атеизм
сводится к философским беседам за ломящимся
столом
на тему невозможности существования Бога и
всего, что с ним связно. Однако стоит на горизонте
замаячить маленькой проблеме или какой-нибудь
ничтожной трудности, как в нем тут же
пробуждается вера. Вера? «Господи. Сделай так,
чтобы у меня всё получилось», «Боже. Пусть она в
меня влюбится, пусть поймёт, что не может жить без
меня» или «Господи, подскажи, что мне
делать?»- и это всё вера? (Извините, в атеист? Да, но
при нужде могу и уверовать.) Когда он
получает то, о чём просил, то считает это своей и
только своей заслугой, напрочь забывая о
благодарности. Атеист- невежа. Забавно.
… … и создал Господь человека по образу и
подобию своему… … Я буду абсолютно честен, если
скажу, что не верю в это. Разве Господь похож на
комбинацию костей и мяса, бережно облачённых в
полотно кожи? Разве лик его ограничивается
задранным от гордости носом, занятыми
самолюбованием
глазами и неспособным отвечать за сказанное
языком? Разве Господь ждёт вознаграждений и
возвышающих слов лести за каждое сделанное им в
угоду людей дело? Нет по всем пунктам. Так чем
могут быть похожи Бог и человек, не знающий, что
единственная ценность, которой он когда- либо
обладал- это душа, закованная в клетку его рёбер?
В чём может быть их схожесть, если один
беспрестанно проявляет заботу обо всех и всём,
что его окружает, а другой намеренно губит всё,
что в нём было светлого и окончательно утратил
способность любить, сострадать, верить? Не вижу
ничего общего. Однако, несмотря на циничное
лицемерие этого существа, я по- настоящему люблю
его. Люблю и дорожу им как другом, как братом, как
частью самого себя. И происхождение этого
чувства остаётся загадкой. За что? Господь его
тоже любит…
… Вдох-выдох. Что-то звонко упало возле его ног на
снежный ворс и оставило в нём тонкое
солёное отверстие. Горячее, как от пули. Слеза.
Ещё одно доказательство его слабости. Да,
Господь его любит, и, наверно, поэтому я всегда
стою у него за спиной. Справа, позади всего
лишь на один маленький шаг, но именно это
крохотное расстояние нас разделяет.
Толкнуть бы его. Глупая шутка из разряда чёрного
юмора, и кое-кто наверняка её не одобрит. Я
упёрся взглядом в его ссутулившееся пальто и
заставляю себя оставаться сторонним
наблюдателем.
Просто созерцать всё происходящее со стороны и
не вмешиваться в ход событий, как бы они ни
развивались. Эта мысль пришла мне в голову вчера
ночью, когда он уснул и я, убедившись в том,
что ему ничто не угрожает, предался своим
размышлениям, глядя на звёздное небо. Я решил
дать
ему шанс, одну попытку доказать мне свою
самостоятельность, способность лично принимать
ответственные решения и находить выход из самых
запутанных ситуаций. Я так решил. Проблемы не
заставили себя долго ждать, и представление
началось. Жаждущих помочь ему не сыскалось,
потому,
как все были поглощены своими собственными
заботами, и он снова вспомнил о Боге.
Безмолвствие.
В его черепной коробке беспорядочно носились
мысли, натыкаясь одна на другую, мозг судорожно
перебирал варианты: выхода нет, выхода нет,
выхода нет…Потом он нёс всякую чушь и обещал
лукавому отдать всё, что угодно, если тот ему
поможет. Стоп. Есть выход. Пусть неприемлемый,
чуждый каждому живому, но найденный
самостоятельно. Он сделал свой выбор. Я не
одобрил, но
принял. Результат: мы стоим на краю заснеженной
крыши. Я-восторгающийся жизнью, а
он-собирающийся свести с ней счёты. Заставь
дурака Богу молиться. Вдох- выдох…
Ещё несколько солёных капель прожгли снежное
одеяло под его ногами. «Кучно упали»- не успел я
это подумать, как вдруг…он сорвался с места,
оставив вместо себя только два следа от ботинок.
Шаг, второй. Третий был последним, который он
сделал по твёрдой поверхности и где-то на грани
бытия он кинулся обгонять падающий снег. Главное-
не победа…Нарушив данное самому себе
обещание, я бросился следом за ним, будто мы были
тесно связаны невидимой нитью. Этажи:
девятый, восьмой, седьмой. Боже, мы падаем! Дано:
два объекта А и Б падают с одинаковой высоты,
причём объект Б начал падение на 0,5 сек позднее.
Узнать, какой из объектов достигнет земли
первым, если известно, что объект Б … Ангел.
Мы стоим на самом краю заснеженного тротуара
улицы, названной в честь какого-то Мира. Я –
ангел-хранитель, приведший своего подопечного к
столь трагичной развязке, и он – окутанный
ореолом чёрной мантии и вечно появляющийся там,
где веет печальным холодом, незнакомец. Мы
стоим здесь молча уже более двух секунд и
наблюдаем, как отчаявшийся человек, разбивая
встречные потоки воздуха, торопится обнять
вечность. У нас лучшие места в зале. Тишина стала
невыносимой, и чтобы хоть как-то её нарушить, я
спросил у своего соседа первое, что пришло мне
в голову:«Что скажешь?»Его губы скривились в
ухмылке: «Красиво». Каждый раз после его
изысканных шуток мурашки на моей спине начинают
играть в догонялки. Дамы и господа, полёт
окончен…Выдох…
Треск рвущихся тканей, хруст ломающихся костей и
ещё какой-то неприятный чавкающий звук, от
которого меня точно стошнило бы, если бы я только
был человеком. «Капюшон» рассудительно
покачал головой, склонился над телом и,
убедившись в его бездыханности, снова
выпрямился. Он
начал поворачиваться ко мне, и я, не имея ни
малейшего желания встретиться с ним глазами,
отвёл
взгляд в сторону. Молча посмотрев на меня, он
развернулся и неспешной походкой отправился на
поиски новых впечатлений. Глядя ему вслед, я
очень надеялся, что он не обернётся.
Господь сегодня явно будет в немилости – он
потерял ещё одного заблудшего сына, а я в
наказание лишился ещё двух перьев. По одному из
каждого крыла. Когда-нибудь их у меня совсем не
останется и вместе с ними кончится моё время.
Ладно. Пойду провожу душу этого бедолаги к
апостолу, а там пускай разбираются.