Как таким предстать перед Богом,
Заснув среди тысяч других на погосте.
Ты называешь себя человеком,
На самом же деле - мешок и в нём кости.
СКРЭТЧ
Мы стоим на самом краю заснеженной крыши чужого девятиэтажного дома. Он- человек, которого я
знаю почти с самого его рождения, и я- тот, о ком он думает, что знает. Мы стоим здесь молча
уже более двух часов и не двигаемся, будто боимся спугнуть ворон, которые вальяжно разгуливают
и матерятся всего в нескольких шагах от нас.
Не к месту развеселившийся ветер накручивает себе на пальцы его волосы. Мокрый снег бухается
на чёрные прутья ресниц и всей своей многотонной тяжестью заставляет закрыть глаза. Я
переминаюсь с ноги на ногу за его спиной, и, заглядывая ему через плечо, любуюсь, как дыхание
вырывается из его рта причудливыми клубами и, словно мальчишка- сорванец, отделавшийся от опеки
взрослых, тут же попадает в аварию, выскочив под поток яростно несущихся снежинок. Вдох-
выдох…Должно быть ему очень холодно.
Я его друг, брат, совесть. Его «рубашка», в которой он родился, его самоистязание и ответ на
самый пугающий вопрос. Он- крещёный в раннем детстве заботливыми родителями атеист.
Вороны, вроде бы твари Божьи, но как они меня достали! Я делаю резкое движение в их сторону, и
они, шумными тёмными пятнами, перелетают на крышу соседнего здания. Только он по-прежнему
неподвижен, разве что…вдох- выдох.
Красота зимнего вечера просилась наружу и … запрокинув голову, я заорал: «Жизнь прекрасна,
Человечище! Ты слышишь? Жизнь прекрасна!»
Окончательно обезумевшие от моего крика вороны дёгтевой массой поднялись в небо и поспешили
убраться в более спокойное место. Собаки со всех окрестных улиц задались протяжным воем, явно
стараясь делать это в унисон друг другу. Но были и те, кто оставил мой вопль без всякого
внимания: один из них- довольно милый старичок, наверняка с героическим прошлым, который не
слышал моей голосовой эйфории по той причине, что 10 минут назад скончался от обширного
инфаркта. Другие- молодая парочка, страстно занимающаяся прелюбодеянием. Хотя мне доподлинно
известно, что стонущая сейчас от удовольствия юная особа всего лишь полчаса назад клялась в
любви совершенно другому доверчивому простачку. Мой молчаливый спутник тоже никак не
отреагировал, потому что был погружён в свои хаотичные мысли. Что тут скажешь- люди…Они вечно
заняты только собой. Вдох- выдох…
Жизнь прекрасна, и в этом нет никаких сомнений. Стоя здесь, в зарослях телевизионных антенн, и
щурясь от врезающегося в лицо снега, я чувствую, как жизненная неповторимость во мне тянется к
небу. Растёт. И если было бы возможным отыскать такую силу, которая способна исправить все
ранее сделанные ошибки, то…Вдох-выдох…
Похоже, я отвлёкся, а он за последние два с половиной часа впервые пошевелился, он сделал
отчаянно- короткий шаг в сторону полёта и слегка наклонился над пропастью, чтобы взглянуть на
,кажущуюся теперь такой далёкой, улицу. Там не было ничего такого, что он ожидал увидеть: ни
привычно суетящихся людей, ни снующих туда- сюда автомобилей. Только пугающая своим
одиночеством фигура, окружённая тенью мантии, в капюшоне, покрывающем голову. Чёрная пустота
внутри капюшона вздрогнула, и притаившиеся в ней два леденяще- ярких пятна начали медленно
подниматься, определённо намереваясь посмотреть вверх. Это размеренное движение длилось целую
вечность, ровно до того момента, пока их взгляды не пересеклись в одной точке. Лицо моего
спутника исказилось гримасой боли, словно он успел обжечься дыханием незнакомца. Зажмурив
глаза, он отступил. Холод и … Вдох- выдох…
Я- друг, без которого он вряд ли сможет обойтись, и это отнюдь не догадка. Он сам
подтверждает мою правоту, каждый божий день вопрошая о помощи. Большинство его просьб
адресовано не мне, но помогаю-то ему именно я. Помогаю набраться решимости, так часто ему
недостающей. Помогаю найти ответы на самые неразрешимые и пугающие его бессонницей вопросы.
Ему, как и любому другому человеку, дано выбирать, но единственно правильный выбор всегда делаю
я. Все его тайны для меня открыты, а поступки необъяснимы. Подобно слепому, лишённому обоняния
котёнку, он тыкается куда попало в поисках выхода, и я каждый раз с завидным усердием
предотвращаю тот момент, когда он должен плюхнуться в воду и утонуть. Я не перестаю удивляться
его неприспособленности и беззащитности. Он, с неизмеримо огромным чувством собственного
достоинства, называет себя человеком. Наивно полагает, что сам вершит свою судьбу и
категорически отрицает всякую мысль, которая указывает на то, что кто-то может делать это за
него. Весь его надуманно- искренний атеизм сводится к философским беседам за ломящимся столом
на тему невозможности существования Бога и всего, что с ним связно. Однако стоит на горизонте
замаячить маленькой проблеме или какой-нибудь ничтожной трудности, как в нем тут же
пробуждается вера. Вера? «Господи. Сделай так, чтобы у меня всё получилось», «Боже. Пусть она в
меня влюбится, пусть поймёт, что не может жить без меня» или «Господи, подскажи, что мне
делать?»- и это всё вера? (Извините, в атеист? Да, но при нужде могу и уверовать.) Когда он
получает то, о чём просил, то считает это своей и только своей заслугой, напрочь забывая о
благодарности. Атеист- невежа. Забавно.
… … и создал Господь человека по образу и подобию своему… … Я буду абсолютно честен, если
скажу, что не верю в это. Разве Господь похож на комбинацию костей и мяса, бережно облачённых в
полотно кожи? Разве лик его ограничивается задранным от гордости носом, занятыми самолюбованием
глазами и неспособным отвечать за сказанное языком? Разве Господь ждёт вознаграждений и
возвышающих слов лести за каждое сделанное им в угоду людей дело? Нет по всем пунктам. Так чем
могут быть похожи Бог и человек, не знающий, что единственная ценность, которой он когда- либо
обладал- это душа, закованная в клетку его рёбер? В чём может быть их схожесть, если один
беспрестанно проявляет заботу обо всех и всём, что его окружает, а другой намеренно губит всё,
что в нём было светлого и окончательно утратил способность любить, сострадать, верить? Не вижу
ничего общего. Однако, несмотря на циничное лицемерие этого существа, я по- настоящему люблю
его. Люблю и дорожу им как другом, как братом, как частью самого себя. И происхождение этого
чувства остаётся загадкой. За что? Господь его тоже любит…
… Вдох-выдох. Что-то звонко упало возле его ног на снежный ворс и оставило в нём тонкое
солёное отверстие. Горячее, как от пули. Слеза. Ещё одно доказательство его слабости. Да,
Господь его любит, и, наверно, поэтому я всегда стою у него за спиной. Справа, позади всего
лишь на один маленький шаг, но именно это крохотное расстояние нас разделяет.
Толкнуть бы его. Глупая шутка из разряда чёрного юмора, и кое-кто наверняка её не одобрит. Я
упёрся взглядом в его ссутулившееся пальто и заставляю себя оставаться сторонним наблюдателем.
Просто созерцать всё происходящее со стороны и не вмешиваться в ход событий, как бы они ни
развивались. Эта мысль пришла мне в голову вчера ночью, когда он уснул и я, убедившись в том,
что ему ничто не угрожает, предался своим размышлениям, глядя на звёздное небо. Я решил дать
ему шанс, одну попытку доказать мне свою самостоятельность, способность лично принимать
ответственные решения и находить выход из самых запутанных ситуаций. Я так решил. Проблемы не
заставили себя долго ждать, и представление началось. Жаждущих помочь ему не сыскалось, потому,
как все были поглощены своими собственными заботами, и он снова вспомнил о Боге. Безмолвствие.
В его черепной коробке беспорядочно носились мысли, натыкаясь одна на другую, мозг судорожно
перебирал варианты: выхода нет, выхода нет, выхода нет…Потом он нёс всякую чушь и обещал
лукавому отдать всё, что угодно, если тот ему поможет. Стоп. Есть выход. Пусть неприемлемый,
чуждый каждому живому, но найденный самостоятельно. Он сделал свой выбор. Я не одобрил, но
принял. Результат: мы стоим на краю заснеженной крыши. Я-восторгающийся жизнью, а
он-собирающийся свести с ней счёты. Заставь дурака Богу молиться. Вдох- выдох…
Ещё несколько солёных капель прожгли снежное одеяло под его ногами. «Кучно упали»- не успел я
это подумать, как вдруг…он сорвался с места, оставив вместо себя только два следа от ботинок.
Шаг, второй. Третий был последним, который он сделал по твёрдой поверхности и где-то на грани
бытия он кинулся обгонять падающий снег. Главное- не победа…Нарушив данное самому себе
обещание, я бросился следом за ним, будто мы были тесно связаны невидимой нитью. Этажи:
девятый, восьмой, седьмой. Боже, мы падаем! Дано: два объекта А и Б падают с одинаковой высоты,
причём объект Б начал падение на 0,5 сек позднее. Узнать, какой из объектов достигнет земли
первым, если известно, что объект Б … Ангел.
Мы стоим на самом краю заснеженного тротуара улицы, названной в честь какого-то Мира. Я –
ангел-хранитель, приведший своего подопечного к столь трагичной развязке, и он – окутанный
ореолом чёрной мантии и вечно появляющийся там, где веет печальным холодом, незнакомец. Мы
стоим здесь молча уже более двух секунд и наблюдаем, как отчаявшийся человек, разбивая
встречные потоки воздуха, торопится обнять вечность. У нас лучшие места в зале. Тишина стала
невыносимой, и чтобы хоть как-то её нарушить, я спросил у своего соседа первое, что пришло мне
в голову:«Что скажешь?»Его губы скривились в ухмылке: «Красиво». Каждый раз после его
изысканных шуток мурашки на моей спине начинают играть в догонялки. Дамы и господа, полёт
окончен…Выдох…
Треск рвущихся тканей, хруст ломающихся костей и ещё какой-то неприятный чавкающий звук, от
которого меня точно стошнило бы, если бы я только был человеком. «Капюшон» рассудительно
покачал головой, склонился над телом и, убедившись в его бездыханности, снова выпрямился. Он
начал поворачиваться ко мне, и я, не имея ни малейшего желания встретиться с ним глазами, отвёл
взгляд в сторону. Молча посмотрев на меня, он развернулся и неспешной походкой отправился на
поиски новых впечатлений. Глядя ему вслед, я очень надеялся, что он не обернётся.
Господь сегодня явно будет в немилости – он потерял ещё одного заблудшего сына, а я в
наказание лишился ещё двух перьев. По одному из каждого крыла. Когда-нибудь их у меня совсем не
останется и вместе с ними кончится моё время.
Ладно. Пойду провожу душу этого бедолаги к апостолу, а там пускай разбираются.
